
На наградных карточках лежали золотые знаки ЦК ВЛКСМ
Райком комсомола в середине 1980-х располагался на Таганской улице. Красивое историческое серое здание. Широкие пролеты каменных лестниц, дубовый паркет, высокие потолки, огромные окна.
Пришел встать на учет
— Вам чего? — хорошенькая девица в секторе учета сморщила носик.
Бушевала дембельская осень. Я восстановился после армии в МГУ, перевелся на заочное, поскольку женился, устроился на работу и пришел с учетной карточкой комсомольца в райком.
Вы знаете, молодые, что такое комсомол? Ну, например, меня просто-напросто не приняли бы в МГУ, если бы я не состоял в славных рядах. И путь в журналистику мне был бы закрыт. Как и вообще к любым мало-мальски значимым социальным высотам.
— На учет встать. После армии.
В отделе, куда я зашел, кипела жизнь. Сытый молодой человек лет сорока и несколько ярких девушек что-то обсуждали. Наконец одна из них опять досадливо спросила:
— Так вам чего? — и, не слушая ответа, бросила: — У нас обед!
Я машинально глянул на часы. Одиннадцать утра. Однако… И тут я увидел, что на столе, за которым восседал упитанный, в коробочках на раскрытых наградных карточках лежали знаки ЦК ВЛКСМ «Молодой гвардеец 11-й пятилетки». Исключительно 1-й степени, золотые.
Лично мне этот знак не нравился: от него попахивало какой-то штатской, а не военной наградой. Но он ценился в армии. Например, на весь батальон спецназа в Афгане, где служил мой друг, было всего два таких знака. В моем гарнизоне тоже было всего несколько человек, удостоенных этой награды.
Например, у меня был знак 2-й степени, серебряный.
— Ты знак береги, — сказали мне в штабе, когда награждали, — он льготы дает, к пенсии надбавки будут.
Я тогда посмеялся. Пенсия? Мне бы на дембель поскорее…
«Не видите — совещание?!»
Комсомольцы делили награды.
— Не, ну какому Филькину?! — смеясь, говорила красавица с длинными темными волосами. — Он мне место в столовой не уступил.
— И Коротковой не за что, — вступила в беседу хохотушка в кудельках. — Она у меня кавалера отбила!
Все покатились со смеху.
А я вспомнил, за что наградили меня.
Мы вдвоем, вооруженные только штыкножами, лихой ночью остановили грузовик, угнанный из автобата. В кузове, помимо краденого масла, тушенки и бараньей туши, было семеро пьяных дембелей из стройбата. С ножами. Мы вдвоем их положили голыми руками мордами в грязь и стерегли, пока не подоспела помощь.
— Так вам чего?! — заметил меня жирный. — Не видите — совещание?!
— Себя не забыли наградить? — спросил я.
Да, комсомол был силой и мог мне за дерзость испортить жизнь, только мне было пофиг: я же только что из тунгусской тайги, где два года мы ловили вот таких сытых мразей, воровавших у солдат еду, и дрались с пьяным быдлом. А в гарнизоне стройбата, где мы наводили порядок, убийства и изнасилования были рядовыми делами.
— А ну выйди вон, борзота! — завизжал сытый. — Я тебя в труху сотру!
Это он зря. Левой рукой взяв его за галстук, я затянул его на жирной шее. Он побагровел и стал задыхаться. Девицы молчали в ступоре. Подержав, я отпустил. Деятель шумно задышал. Слезы текли по толстой морде. Я вышел.
Золотая осень катила по Таганской.
А через несколько лет Ельцин, придя к власти, подпишет указ об этих наградах. Льготы оставят только тем, кто… Правильно. Работал в аппарате ЦК ВЛКСМ. А не отсиживался в окопах Афгана и не прохлаждался в военной полиции тунгусской тайги.
Сейчас, говорят, управы стараются восстанавливать справедливость. Хотелось бы верить.
Свежие комментарии