Певец Александр Барыкин жил неподалеку от Выхина

Говорили, что он сорвал голос на гастролях в Чернобыле Первый раз Александра Барыкина я увидел, как и многие, под новый, 1988-й, год по телевизору. Хотя Александр и был в то время уже известным, состоявшимся музыкантом. Конечно, с экрана звучала песня «Букет» на стихи Николая Рубцова — именно она и принесла Барыкину всесоюзную известность и народную любовь.

— Ну, ты даешь! – сказала мне подружка. – Ты что, не помнишь его знаменитое «Нет, нет, а мы хотим сегодня! Нет, нет, а мы хотим сейчас!»

— Впервые слышу…

— Это же его шуточная «Программа передач»!

Были почти соседями

Странные бывают в жизни сближения! Мы прожили с Александром большую часть жизни бок о бок. Александр еще ребенком переехал с родителями в Люберцы, до которых от района Выхино рукой подать. И ни разу не встретились случайно, несмотря на обилие общих знакомых и друзей.

Познакомились мы в 1993-м, когда группа известных музыкантов и певцов записывала в Останкине песню для программы «Времечко», взлетевшей, как ракета. Я отметил тогда, как он, сорвавший к тому времени голос (говорят, сказались гастроли в Чернобыле), работал и отдавался работе. И был совершенно непафосным, без этой звездной распальцовки, столь характерной для многих эстрадных. Было понятно, что в песне – вся его жизнь, а выступать он не мог, терял голос уже после пары песен. Но пел. Сердцем, надрывая его.

Интервью на телеканале

Следующий раз мы увиделись в студии канала «Телеинформ» — был такой в ЮВАО еще лет 10-15 назад.

С голосом у Александра был уже более-менее порядок, и приехал он на запись с гитарой, хотя я и просил его поберечься.

Но он сказал:

— Ты что? Кому нужны мои мудрствования? Буду петь!

— Где ты сейчас живешь? – спросил я в перерыве между песнями.

— О, я дом построил! Дышу свежим воздухом! Другая жизнь началась!

— Где?

— Под Бронницами.

— Это что, шутка? Там же я живу…

— Да ну? А чего ж я тебя ни разу не видел?

— Вот и я тебя – тоже…

Выяснилось, что Александр построил дом «на задах», чуть в стороне от исторической части деревни, там, где были клубничные да картофельные поля, а сейчас – дачные участки.

— Да ты сразу мой дом узнаешь! – говорил он. – Единственный дом в зелени, вокруг все,  как на Лысой горе живут, а я сразу участок деревьями засадил…

— Ну, мой ты тоже не спутаешь, — ответил я. – Старый, дедовский, сто с лишним лет ему, крыша слегка покосилась – старая рябина ее ломает. Сам дом – большой, в пять окон, мимо не пройдешь.

Жизнь потекла дальше.

Восстановил храм

Не вспомню, а врать не хочу – пересекались мы с ним по концертам и тусовкам потом или нет. Кажется, да. А вот в деревне так и не увиделись. Много раз я собирался сходить к нему «на зады».

— Куда? – часто слышится в деревенском магазине, что на повороте к церкви. – Ась? К роднику? Так это от барыкинского-то дома поворачивайте. Ась? Как узнать его дом? Да сразу ж и поймете…

Он не сказал в интервью – я узнал потом сам, что древний сельский храм восстанавливался на его деньги. И службы там идут уже лет десять.

Когда он умер – на гастролях, смертью артиста, — я был поражен. Хотя к этому все шло – стоило раз увидеть, как он рвется. Он не был человеком «фанеры», он пел вживую, хотя кому-кому, а ему бы простили фонограмму, зная о болезни. Инфаркт, говорят, случился прямо на сцене.

Мимо кого еще мы проходим, не узнав? О ком еще мы пожалеем потом? И кто пожалеет о нас?

Я знаю многих людей эстрады. Некоторых лучше бы не знал. Настоящих артистов там немного. Он им был.